Впятером против Росатома
ТРЕНДЫ / ИЮНЬ – ИЮЛЬ #3_2023
Текст: по материалам Rosatom Newsletter / Фото: unsplash.com
На форуме по атомной энергетике, который прошел в рамках G‑7 в японском Саппоро, пять стран договорились противодействовать России в атомной отрасли. Союз выглядит нестабильным, поскольку цепочка поставок ядерного топлива проходит по нескольким странам. А усилия участников соглашения ударят по ним самим и их добровольным или вынужденным сторонникам, так как ограничение конкуренции вызовет повышение цен.
Тенденция противодействия России в атомной отрасли продолжается. «Канада, Франция, Япония, Великобритания и США определили потенциальные направления сотрудничества в области ядерного топлива, которые позволят сохранить его стабильные поставки для действующих реакторов, обеспечить разработку и внедрение топлива для реакторов будущего и снизить зависимость от российских поставок», — говорится в совместном заявлении стран — участниц соглашения.
Нестабильность поставок
Почему именно эти участники? «Наши многосторонние усилия призваны выявить те уникальные ресурсы и возможности, которые есть у ядерной отрасли каждой из стран, и использовать их для создания глобального коммерческого рынка ядерного топлива», — отмечается в заявлении.
Что же это значит на самом деле? Это значит, что ни одна из стран-участниц, в отличие от Росатома, не обладает всеми звеньями технологической цепочки создания ядерного топлива. Во Франции, Великобритании и Японии не добывается уран, в США его добыча, по крайней мере сейчас, минимальна. В Японии и США пока не действует конверсия. В Канаде нет обогатительных мощностей. Сборки для реакторов CANDU в Канаде и GCR в Великобритании не подходят для реакторов PWR, так как для канадских и британских реакторов используется природный уран, а не обогащенный, и у них другая геометрия. И, строго говоря, в США нет фабрикации, потому что сборки изготавливают в Швеции. Таким образом, в соглашении видится попытка сборки «чудовища Франкенштейна» в ядерном топливном сегменте. Таким оно, по-видимому, и останется, потому что создавать звенья цепочки на своей территории или невозможно (крайне маловероятно, что во Франции или Великобритании начнут добывать уран), или дорого (например, ставить новые обогатительные мощности в США).
Но, может быть, сравнение с чудовищем Франкенштейна неуместно? Ведь распределенная между многими странами цепочка поставок — это нормальное явление в международной торговле и производстве.
История показывает, что до сих пор работали лишь отдельные компоненты цепочки поставок, о которой идет речь. Например, поставки желтого кека из Канады в США, сотрудничество в области производства топлива для реакторов PWR между США и Японией (Mitsubishi Metal Corp. еще в 1958 году начала выпускать трубы из циркалоя по технологии Westinghouse Electric Corp. и т. д.), контракт Франции и Японии о переработке ОЯТ японских реакторов, заключенный летом прошлого года, и пр. Но даже если предположить, что единая цепочка поставок, в которую включится каждый участник соглашения, будет построена, можно с уверенностью сказать: она окажется непрочной, так как каждое звено будет не только преследовать заявленную цель, но и обеспечивать, насколько это возможно, наилучшие условия сделок для себя.
Цепочка будет непрочной также по причине ненадежности и непредсказуемости звеньев. Ведь в 1959 году США не стали продлевать контракты с Канадой о покупке урана. Великобритания тоже отказалась от канадских поставок, заявив, что ей теперь понадобится меньше урана. И до 1974 года канадское правительство было вынуждено покупать уран в госрезерв — в среднем по 500 тонн в год против 12 тыс. тонн до свертывания закупок. Более свежий пример: из-за отвратительного менеджмента Westinghouse обанкротилась, да так, что чуть было не утопила своего мажоритарного владельца — японскую Toshiba, которой пришлось реструктурировать бизнес и продавать активы. Самый свежий пример коварного отношения к контрагентам — расторжение контракта Австралии с Францией на строительство дизель-электрических подводных лодок. Австралия затем заключила новый, на строительство атомных подводных лодок, с США.
С южноафриканской АЭС «Коберг» и вовсе случился казус. Оба ее блока построены с использованием реакторных технологий французской Framatome, она же поставляла топливо. Однако в 1990‑х годах поставлять топливо на «Коберг» захотела Westinghouse. Первое топливо американского производителя поступило на станцию в 2000 году. Однако в 2020 году срок лицензии на поставки топлива истек, а в декабре подошел к концу срок действия межправительственного соглашения между ЮАР и США. И продлить его не удалось. Временно действие лицензии было возобновлено, но ситуацию никак нельзя назвать стабильной. Южноафриканским атомщикам остается только надеяться, что поставки не прекратятся, потому что иначе станция остановится и в стране усугубится энергетический кризис с веерными отключениями. Это большая проблема не только для местных жителей, но и для западных владельцев местных добывающих предприятий, ведь энергокризис стал одной из причин усугубления дефицита на рынке платины в этом году, поскольку ЮАР — один из крупнейших ее поставщиков.
Почему именно эти участники? «Наши многосторонние усилия призваны выявить те уникальные ресурсы и возможности, которые есть у ядерной отрасли каждой из стран, и использовать их для создания глобального коммерческого рынка ядерного топлива», — отмечается в заявлении.
Что же это значит на самом деле? Это значит, что ни одна из стран-участниц, в отличие от Росатома, не обладает всеми звеньями технологической цепочки создания ядерного топлива. Во Франции, Великобритании и Японии не добывается уран, в США его добыча, по крайней мере сейчас, минимальна. В Японии и США пока не действует конверсия. В Канаде нет обогатительных мощностей. Сборки для реакторов CANDU в Канаде и GCR в Великобритании не подходят для реакторов PWR, так как для канадских и британских реакторов используется природный уран, а не обогащенный, и у них другая геометрия. И, строго говоря, в США нет фабрикации, потому что сборки изготавливают в Швеции. Таким образом, в соглашении видится попытка сборки «чудовища Франкенштейна» в ядерном топливном сегменте. Таким оно, по-видимому, и останется, потому что создавать звенья цепочки на своей территории или невозможно (крайне маловероятно, что во Франции или Великобритании начнут добывать уран), или дорого (например, ставить новые обогатительные мощности в США).
Но, может быть, сравнение с чудовищем Франкенштейна неуместно? Ведь распределенная между многими странами цепочка поставок — это нормальное явление в международной торговле и производстве.
История показывает, что до сих пор работали лишь отдельные компоненты цепочки поставок, о которой идет речь. Например, поставки желтого кека из Канады в США, сотрудничество в области производства топлива для реакторов PWR между США и Японией (Mitsubishi Metal Corp. еще в 1958 году начала выпускать трубы из циркалоя по технологии Westinghouse Electric Corp. и т. д.), контракт Франции и Японии о переработке ОЯТ японских реакторов, заключенный летом прошлого года, и пр. Но даже если предположить, что единая цепочка поставок, в которую включится каждый участник соглашения, будет построена, можно с уверенностью сказать: она окажется непрочной, так как каждое звено будет не только преследовать заявленную цель, но и обеспечивать, насколько это возможно, наилучшие условия сделок для себя.
Цепочка будет непрочной также по причине ненадежности и непредсказуемости звеньев. Ведь в 1959 году США не стали продлевать контракты с Канадой о покупке урана. Великобритания тоже отказалась от канадских поставок, заявив, что ей теперь понадобится меньше урана. И до 1974 года канадское правительство было вынуждено покупать уран в госрезерв — в среднем по 500 тонн в год против 12 тыс. тонн до свертывания закупок. Более свежий пример: из-за отвратительного менеджмента Westinghouse обанкротилась, да так, что чуть было не утопила своего мажоритарного владельца — японскую Toshiba, которой пришлось реструктурировать бизнес и продавать активы. Самый свежий пример коварного отношения к контрагентам — расторжение контракта Австралии с Францией на строительство дизель-электрических подводных лодок. Австралия затем заключила новый, на строительство атомных подводных лодок, с США.
С южноафриканской АЭС «Коберг» и вовсе случился казус. Оба ее блока построены с использованием реакторных технологий французской Framatome, она же поставляла топливо. Однако в 1990‑х годах поставлять топливо на «Коберг» захотела Westinghouse. Первое топливо американского производителя поступило на станцию в 2000 году. Однако в 2020 году срок лицензии на поставки топлива истек, а в декабре подошел к концу срок действия межправительственного соглашения между ЮАР и США. И продлить его не удалось. Временно действие лицензии было возобновлено, но ситуацию никак нельзя назвать стабильной. Южноафриканским атомщикам остается только надеяться, что поставки не прекратятся, потому что иначе станция остановится и в стране усугубится энергетический кризис с веерными отключениями. Это большая проблема не только для местных жителей, но и для западных владельцев местных добывающих предприятий, ведь энергокризис стал одной из причин усугубления дефицита на рынке платины в этом году, поскольку ЮАР — один из крупнейших ее поставщиков.
Рост цен
Соглашение, разумеется, выгодно компаниям — производителям ядерного топлива из стран-участниц. Они получат политическую поддержку и, возможно, субсидии на развитие и новые контракты. Но такие контракты будут невыгодны покупателям топлива, в том числе из тех же стран-участниц, а также из стран — их политических последователей.
В первом номере за этот год мы писали о том, что на американском рынке российские цены на уран были вдвое ниже, чем у американских производителей, и в полтора раза ниже, чем в среднем по рынку. Отказ от российских поставок означает рост цен на ядерное топливо и утрату конкурентоспособности атомной генерации в США. Конечно, это понимают и в США, именно поэтому прагматичное сотрудничество Росатома с американскими энергокомпаниями продолжается, несмотря на переживания в СМИ по этому поводу.
О более высоких ценах западных продавцов по сравнению с российскими говорят и в Болгарии. «Остановка проекта АЭС „Белене“ и невозможность его продолжения с участием потенциальных российских инвесторов — разве это не заморозка почти € 4 млрд болгарских налогоплательщиков? Сколько бы стоило строительство АЭС „Белене“ с помощью европейских и российских инвесторов? Около € 10 млрд. А сколько стоит возможное сотрудничество с Westinghouse, за которое проголосовал предыдущий парламент? Приблизительно € 30 млрд. Разница очевидна… Я спрашиваю уже в который раз: чей интерес мы защищаем — Болгарии или чей-либо чужой?» — вопрошает секретарь Исполнительного бюро Болгарской социалистической партии Борислав Гуцанов.
Рост цен, таким образом, обусловлен сочетанием рыночных и политических механизмов. Если в одном сегменте мирового рынка создать искусственный дефицит, ограничив доступ к одному из ключевых поставщиков, то покупатели увеличат закупки, а оставшиеся продавцы поднимут цены. А что будет их сдерживать? Подобное поведение весь мир уже наблюдал в 2022 году на углеводородных рынках после введения санкций на поставки из России. На рынке ядерного топлива, впрочем, тоже наблюдались ажиотаж и рост спроса. Гендиректор Urenco Борис Шухт заявил о том, что в 2022 году объем заказов вырос на 24 %, а в I квартале 2023 года — более чем на 10 %.
Соглашение, разумеется, выгодно компаниям — производителям ядерного топлива из стран-участниц. Они получат политическую поддержку и, возможно, субсидии на развитие и новые контракты. Но такие контракты будут невыгодны покупателям топлива, в том числе из тех же стран-участниц, а также из стран — их политических последователей.
В первом номере за этот год мы писали о том, что на американском рынке российские цены на уран были вдвое ниже, чем у американских производителей, и в полтора раза ниже, чем в среднем по рынку. Отказ от российских поставок означает рост цен на ядерное топливо и утрату конкурентоспособности атомной генерации в США. Конечно, это понимают и в США, именно поэтому прагматичное сотрудничество Росатома с американскими энергокомпаниями продолжается, несмотря на переживания в СМИ по этому поводу.
О более высоких ценах западных продавцов по сравнению с российскими говорят и в Болгарии. «Остановка проекта АЭС „Белене“ и невозможность его продолжения с участием потенциальных российских инвесторов — разве это не заморозка почти € 4 млрд болгарских налогоплательщиков? Сколько бы стоило строительство АЭС „Белене“ с помощью европейских и российских инвесторов? Около € 10 млрд. А сколько стоит возможное сотрудничество с Westinghouse, за которое проголосовал предыдущий парламент? Приблизительно € 30 млрд. Разница очевидна… Я спрашиваю уже в который раз: чей интерес мы защищаем — Болгарии или чей-либо чужой?» — вопрошает секретарь Исполнительного бюро Болгарской социалистической партии Борислав Гуцанов.
Рост цен, таким образом, обусловлен сочетанием рыночных и политических механизмов. Если в одном сегменте мирового рынка создать искусственный дефицит, ограничив доступ к одному из ключевых поставщиков, то покупатели увеличат закупки, а оставшиеся продавцы поднимут цены. А что будет их сдерживать? Подобное поведение весь мир уже наблюдал в 2022 году на углеводородных рынках после введения санкций на поставки из России. На рынке ядерного топлива, впрочем, тоже наблюдались ажиотаж и рост спроса. Гендиректор Urenco Борис Шухт заявил о том, что в 2022 году объем заказов вырос на 24 %, а в I квартале 2023 года — более чем на 10 %.
Особенности поведения на рынке
Каким образом страны — участницы соглашения планируют мешать России? «На поставки ядерных технологий, оборудования и материалов гражданского назначения будет распространяться действие национальных законов и регламентов, а также международных соглашений», — намекают авторы. Также говорится о поставках в «третьи страны». И без громких, но туманных заявлений понятно, что это в первую очередь страны Восточной Европы. Это Украина (в феврале подписан десятилетний контракт с Cameco на поставку необогащенного гексафторида), Болгария (в апреле подписаны контракты с Cameco, Urenco и Westinghouse на поставку топлива на АЭС «Козлодуй»), Чехия (в марте подписан контракт между Westinghouse и ČEZ).
Надо, впрочем, понимать, что в сегменте топлива для ВВЭР‑440 альтернативы Росатому сейчас нет, несмотря на заявления Westinghouse о том, что поставки начнутся уже в следующем году. Впрочем, даже американская компания признала, что на замещение потребуется семь лет. Таким образом, перегрузки могут начаться в лучшем случае в 2030 году. К сведению: на запуск промышленного производства ТВС для ВВЭР‑1000 на Украине американской компании потребовалось 14 лет (если считать период от принятия решения об альтернативном топливе до загрузки первой перегрузочной партии) или 10 (если считать от начала проектирования). Еще пять лет понадобилось на исправления недочетов, влиявших на безопасность работы ТВС.
Также надо понимать, что блоки с реакторами ВВЭР‑440 в Европе строились в 1970—1980‑х годах. Это очень хорошие блоки российского дизайна, их ресурс уже продлен, но он не бесконечен. В 2030—2045 годах эти блоки будут выводиться из эксплуатации. Таким образом, поставки альтернативного топлива могут выполняться от пяти до, максимум, 15 лет. За это время поставщик должен будет окупить затраты на разработку и получить запланированную прибыль. Можно только посочувствовать потребителям, по политическим причинам отказавшимся от доступа к привлекательному по цене, надежному и удобному в эксплуатации российскому топливу.
Больше всего, конечно, беспокоит, насколько безопасным будет альтернативное топливо, особенно в сочетании с российским (активная зона перегружается частями). Производителям и эксплуатантам надо будет осуществить перерасчет параметров активной зоны для каждой станции. Процесс это непростой, специалистов таких мало, а риски велики. И очевидно, что в случае аварии вина ляжет на производителей альтернативного топлива. Политика и рыночная конкуренция ни в коем случае не должны стать выше ядерной безопасности.
Конечно, Росатом осознаёт риски от возникновения альянса и будет защищать свои интересы. Госкорпорация развивается, налаживает отношения, формирует партнерства, углубляет и расширяет сотрудничество с различными странами, предлагая им наилучшие, уже опробованные решения, создает «в железе» новые проекты в атомной энергетике, неэнергетических ядерных и неядерных сегментах. Она строит чистые и надежные АЭС, дающие заряд энергии экономикам стран, в которых они возводятся, создает и оснащает центры ядерной науки, производит медицинские изотопы и радиофармпрепараты на их основе, заботится о чистоте окружающей среды, обезвреживая бывшие промышленные объекты. Идет нормальная и правильная работа на благо планеты и ее обитателей. И много желающих к ней присоединиться.
Каким образом страны — участницы соглашения планируют мешать России? «На поставки ядерных технологий, оборудования и материалов гражданского назначения будет распространяться действие национальных законов и регламентов, а также международных соглашений», — намекают авторы. Также говорится о поставках в «третьи страны». И без громких, но туманных заявлений понятно, что это в первую очередь страны Восточной Европы. Это Украина (в феврале подписан десятилетний контракт с Cameco на поставку необогащенного гексафторида), Болгария (в апреле подписаны контракты с Cameco, Urenco и Westinghouse на поставку топлива на АЭС «Козлодуй»), Чехия (в марте подписан контракт между Westinghouse и ČEZ).
Надо, впрочем, понимать, что в сегменте топлива для ВВЭР‑440 альтернативы Росатому сейчас нет, несмотря на заявления Westinghouse о том, что поставки начнутся уже в следующем году. Впрочем, даже американская компания признала, что на замещение потребуется семь лет. Таким образом, перегрузки могут начаться в лучшем случае в 2030 году. К сведению: на запуск промышленного производства ТВС для ВВЭР‑1000 на Украине американской компании потребовалось 14 лет (если считать период от принятия решения об альтернативном топливе до загрузки первой перегрузочной партии) или 10 (если считать от начала проектирования). Еще пять лет понадобилось на исправления недочетов, влиявших на безопасность работы ТВС.
Также надо понимать, что блоки с реакторами ВВЭР‑440 в Европе строились в 1970—1980‑х годах. Это очень хорошие блоки российского дизайна, их ресурс уже продлен, но он не бесконечен. В 2030—2045 годах эти блоки будут выводиться из эксплуатации. Таким образом, поставки альтернативного топлива могут выполняться от пяти до, максимум, 15 лет. За это время поставщик должен будет окупить затраты на разработку и получить запланированную прибыль. Можно только посочувствовать потребителям, по политическим причинам отказавшимся от доступа к привлекательному по цене, надежному и удобному в эксплуатации российскому топливу.
Больше всего, конечно, беспокоит, насколько безопасным будет альтернативное топливо, особенно в сочетании с российским (активная зона перегружается частями). Производителям и эксплуатантам надо будет осуществить перерасчет параметров активной зоны для каждой станции. Процесс это непростой, специалистов таких мало, а риски велики. И очевидно, что в случае аварии вина ляжет на производителей альтернативного топлива. Политика и рыночная конкуренция ни в коем случае не должны стать выше ядерной безопасности.
Конечно, Росатом осознаёт риски от возникновения альянса и будет защищать свои интересы. Госкорпорация развивается, налаживает отношения, формирует партнерства, углубляет и расширяет сотрудничество с различными странами, предлагая им наилучшие, уже опробованные решения, создает «в железе» новые проекты в атомной энергетике, неэнергетических ядерных и неядерных сегментах. Она строит чистые и надежные АЭС, дающие заряд энергии экономикам стран, в которых они возводятся, создает и оснащает центры ядерной науки, производит медицинские изотопы и радиофармпрепараты на их основе, заботится о чистоте окружающей среды, обезвреживая бывшие промышленные объекты. Идет нормальная и правильная работа на благо планеты и ее обитателей. И много желающих к ней присоединиться.
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ